Рассказ «Моё солнце»

Талхат — добрый и щедрый человек, который стал другом для пятилетней героини. Однажды летом двор заполнили люди в камуфляже, и, крича по-русски и по-казахски, нацелили на мужчину свои автоматы. Почему полиция разыскивала дядю Талхата? Зачем поставили под прицел этого ласкового и заботливого человека? 

Дискурс публикует автобиографический рассказ Алины Руф, в котором она вспоминает о своём казахском детстве и большой трагедии, с которой ей пришлось столкнуться.

Он часто приходил к нам домой, всегда был почетным гостем на праздниках. Приносил мне очень дорогие подарки, всегда играл и говорил, что я вырасту хорошей келинкой‌. От него вкусно пахло, у него были мягкие руки. В детстве мне было сложно найти контакт с людьми, но Талхат был для меня настоящим старшим другом. Стоя под прицелом людей в камуфляже, он заметил меня…

Тринадцать лет назад мне было пять. Жила на родине — в дикой, безжалостной и гордой стране. Там сдувало ветром в степи, не щадило солнце, и ветер дул со всех сторон. Пыль и солнце — это то, из чего сделаны местные люди. То, на чем замешана я.

Летом (оно всегда казалось вечным) я вышла из дома с мячом, и меня тут же толкнул человек в форме. Больно шлёпнувшись на задницу, вспомнила слова папы — в пьяном бреду он всегда твердил, что все менты — мусор. Или как-то так. Говорил он много, пил тоже много, но все это было обычно поздно ночью.

Я пригляделась: это был не мент, а спецназовец. На пустыре, который мы называли двором, было какое-то движение. Спецназовцев вокруг много. Сидя на земле, было сложно разглядеть, что происходит в центре пустыря.

Мячик куда-то укатился. В поисках мяча я начала крутить головой. Над головой слышались рубленные жёсткие команды. «Вперед-вперед!!!» — говорил кто-то один, и отдельные группы двигались в нужном для них направлении. Через ноги людей в форме замечаю свой мяч. А потом вижу, что в центре стоят люди в строгих костюмах и тёмных очках. Солнце было очень жарким в тот день. Песок обжигал и резал глаза. Подумалось, что очки не помешали бы всем присутствующим. Еще подметила, как хорошо, что я упала в тени, а то давно бы схватила солнечный удар и ожог в одном флаконе.

Мяч у меня был всего один. Неделю назад его попыталась отобрать у меня дочь алкаша Полина, но я поколотила её и осталась со своей игрушкой. Помню, что она всегда хромала и вылезала во двор через форточку т. к. папа не выпускал её из дома.

Через много лет в Москве мне на глаза попался точно такой же мяч на выставке «Наше советское детство». С ним еще моя мама играла. Он был белым, с красивыми петухами по бокам и с тремя цветными полосками между ними. Помню, что любила его за то, что он очень звонко отпрыгивал от земли.

Слышу опять команды, но уже на казахском. На нем же велись разговоры с людьми в центре двора: «қотағымды жеме!!!»‌

Мама моей подруги, наша соседка, высунулась в окно и кричала мне, громко-громко, всё лицо её налилось краской от напряжения. Глаза были очень влажными и напоминали два маленьких топаза. Красное лицо, обрамлённое белыми спадающими волосами на фоне голубого неба пугало меня. Я кивнула ей. Она не отводила от меня взгляд. Я встала на четвереньки и поползла за мячом. Как мне объяснили позже, в этот самый момент с двух сторон звучали последние реплики: люди, стоявшие в центре, отказались сдаться. Они говорили на казахском. Тогда люди в форме направили на них своё оружие. Из квартиры соседки донеслось её громкое: «Нет!!!», — после чего в комнату вбежал муж женщины и, схватив её, уложил на пол, от греха подальше. Добравшись на коленках до мяча, я положила на него руку и, подняв голову вперед, увидела среди людей в костюмах дядю Талхата.

Я стояла на четвереньках рядом с мячом на солнечной стороне двора, и песок сильно обжигал мне колени. В глазах Талхата была ненависть и злость, меня это очень напугало. На секунду показалось, что это я виновата в происходящем, раз он так смотрит на меня. Это был взгляд загнанного в угол. В этот момент полетели пули. Грохот. Я вздрогнула, обняла мяч и свернулась комочком вокруг него.

Страх. Страшно за себя, за друга, за все вокруг. Все это казалось ошибкой. Несправедливость. Если бы эти люди с автоматами знали какой Талхат добрый человек, они бы не направляли на него оружие. Хотя, с другой стороны, если бы я знала откуда он брал деньги на дорогие подарки, я бы не удивилась тому, что происходит.

Гряда выстрелов на время оглушила меня, было страшно открыть глаза. Как только стрельба стихла, я, лёжа на правом боку, повернула голову и посмотрела прямо перед собой. Напротив находилось тело Талхата. Сверху лежали ещё три или четыре мужчины, и я боялась, что его раздавят. Кровь была повсюду. Она пропитала эту кучу людей, как ромовый сироп пропитывает коржи торта.

А внизу — мой Талхат, весь залитый этой бордовой жидкостью. Его глаза опустели. Наверное, вся ненависть, которую я увидела парой мгновений раньше, вышла с кровью. В этих глазах только что-то еще блестело, но постепенно меркло, опускаясь на глубину. Может быть это потерянные кусочки души покидали тело? Мне казалось, что в последний момент он смотрел именно на меня — и что-то хотел сказать. Хотел и не успел.

Люди в форме двинулись к горе трупов. Все это было похоже на большую печь, в которой готовят людей в собственном соку, пропитывая кровью, песком и солнцем.

Два мента, похлопывая друг друга по плечу, медленно подходили к Талхату. Кто-то из оцепления всматривался в лица убитых, кто-то наклонял голову, как бы проверяя — а точно ли все мертвы. Кто-то просто стоял в стороне.

Я завопила. Завопила во весь голос как умеют вопить дети. Все соседи высунулись в окна. Отец подруги уже бежал ко мне. В своём крике я уже не чувствовала, как песок колет кожу, и солнце напекает голову. Он подхватил меня на руки всю в грязи, слезах, соплях и ссадинах. «Не-е-е-ет!!!» — вопила я, срывая голос и выгибая шею в сторону убитых. — «Талха-а-т!!!» — кричала я, но сосед закрыл мне рот своей шершавой ладонью и резко шепнул: «Заткнись!».

В том как крепко он меня стиснул в руках, чувствовалось, что он ненавидит меня за то, что я не вошла в дом, когда его жена истошно звала меня. Ненавидит за то, что я увидела все это. И если бы я привлекла внимание полиции, он ненавидел бы меня ещё больше.

После того, как тела убрали, дети потихоньку начали высыпать на улицу. Все шепотом рассказывали друг другу что кто видел из закрытых окон. Мужики курили за домом, в целом жизнь пыталась набрать обороты. Место, где была кровь, еще обходили, но кто-то из моих ровесников уже затеял игру в прятки на другом конце двора.

Талхата ловили пять лет. С самого года моего рождения. В тот день у полиции был приказ расстреливать его на месте. В моей стране о таком не пишут, только пересказывают. Поэтому новость пролетела у всех над головами.

В Казахстане наркотиков не было никогда и сейчас нет. Просто иногда убивают людей и задерживают, но за что — никто не спрашивает.

Тринадцать лет спустя я стою у подъезда своего «дома» в Москве. Здесь много деревьев, солнце не пытается убить людей, да и люди тут совершенно другие.

Отца закодировали, мы переехали в Москву и молчали о том, что глава наркомафии дарил мне фарфоровых кукол и пил с папой. Мы молчим, что Полина, пытавшаяся когда-то отобрать мой мяч, умерла два года назад, «случайно выпав из окна». Мы улыбаемся новым соседям, их няне и десятилетнему сыну.

Жаркое солнце всегда где-то рядом со мной.

Иллюстрации: Мария Власенко