Список

Что делать, если ваша жизнь — череда потерь, гиперфиксаций и неслучившихся романов? Героиня этого текста решает провести собственное исследование. Вместо списка сексуальных побед она составляет «список (анти)сексуальности» — перечень мужчин, с которыми не получилось. Одновременно с этим она пытается разобраться с воспоминаниями о детстве и сложных отношениях с матерью.

«Список» — это рассказ о поиске идентичности, одиночестве и попытках понять, любил ли тебя хоть кто-нибудь за всю твою жизнь. Острые образы и самоирония превращают личный дневник в эссе о зависимости от внимания. Москва здесь — яма, а память — горсть стеклянных камешков. Эти образы в итоге складываются в картину исповеди о боли, которую мы коллекционируем в попыткх назвать вещи своими именами.

Плотный нагретый воздух поглощал все звуки. Как бывает в жаркий день, когда укладываешься на тихий час и все спят в тонких простынях вместо одеял. Я стояла в летнем дворе из ностальгических пабликов, около облезлых лавочек, шелухи от семечек и лебедей из резины на клумбах. Вслушивалась в тишину.

Двор был необычный, он не заканчивался, а перетекал в коричневое поле, рассыпчатое, как сухое печенье, без единой травинки. Даже не поле, а пространство, не существующее в природе. В начале этого «поля» лежали горячие блестящие железнодорожные рельсы. Я сразу поняла, что по рельсам никогда не ездили. Так они приятно лежали, неиспорченные, цельные.

Из моего подъезда вышла молодая женщина с огненно-красной стрижкой пикси. За руку она держала ребенка в оранжевом комбинезончике с принтом из мелких жирафов и большим карманом на груди. Мальчишеская походка ребенка никак не вязалась с его спокойным лицом. Неделимость и безмятежность этой пары гипнотизировала меня.

Так они и шли к выходу двора, к рельсам. А потом из ниоткуда появился седой мужчина и крикнул мне: «Она уходит навсегда! Ты это поняла?»

И тогда я вспомнила. Это моя мама! Это моя мама уходит с другим ребенком на рельсы!

Я стала кричать и звать ее, собралась бежать за ними, но без толку. Можно только продолжать наблюдать. Она уже решила уходить.

Тогда я наконец увидела, что ребенком была маленькая я с фотографии.

Пуповину сновидения перерезали. Я проснулась на пляже, подо мной смялось нагретое полотенце. В уголках глаз забились высохшие слезы — вычистишь, и сон уйдет окончательно. Но я хотела еще побыть там, чтобы понять.

Я была в отпуске, и это ощущалось как поставить жизнь на паузу, оказаться в нигде. В Москве осталась очередная яма. Накануне, перед вылетом, в квартире стали дымиться батареи. Не выдержали моего глупого поведения: очередной мужчина, на котором я поймала гиперфиксацию, флиртовал и отталкивал, а я, как собачка, бегала, искала новые поводы списаться. Даже роман ему подарила — «Современная любовь». Ну! Обвела карандашом слова, из которых складывалось мое глубокое тонкое признание.

На пляже не осталось никого, тянуло покурить. Я открыла заметки. Тонко чувствующие режиссеры, спортивные мальчики, питерские гопники, московские карьеристы, взрослые с квартирой и «подвезти?», юнцы с картошкой из мака и бритыми усиками. Как вас было мало. Мало для меня, мало во мне. Все вокруг встречались, мутили, занимались сексом, а я даже не целовалась кучу лет. Неужели Москва никого не щадит и мои двадцать два года — безинтимная старость?

Мне захотелось вспомнить их всех — с кем не получилось. Мужчины составляют список, с кем был секс, а у меня ровная противоположность. Пусть это будет исследованием моей (анти)сексуальности.

10 января, 2024. 18:45

— Миша П aka не Иисус

— Фанат Найк

— Ведущий праздников

— Коллега № 1

— Коллега № 2

— Режиссер Банан

Казалось, их было гораздо больше. Моя жизнь полна несчастий, большинства из которых никогда не было. Мозг идеально подтасовывает факты: мы помним небылицы и забываем самое важное.

Эта груда стеклянных камешков всегда со мной. Я выставляю ладонь вперед, пустую, закрываю глаза, сжимаю руку и чувствую фактуру, выпуклость, прошлое. Как именно ты смотрел на меня. Как именно ты меня слушала. А вот здесь мы ехали в такси, и ты сказал… Я сохраню это как обертку редкой конфеты и никому не покажу, жадно и по-детски.

Может, мне просто нравится страдать? Нравится жить от «я» к «мы» и снова к «я».

Я качаюсь из стороны в сторону на шезлонге, волны темнеют, буйки поднимаются выше, сон застрял где-то в ушной раковине и не собирается уходить. Есть те, кто остается, и есть те, кто уходит. Почему я хочу тех, кто не любит меня?

Аркадии нет в антисекс-списке, и, конечно, это не ее настоящее имя, но это абсолютно не важно. У нас была особенная связь. Нашей дружбе удивлялись и завидовали. С ней я тоже провалилась в я/мы. Наверное, самые глубокие.

Аркадия и я ходили в одну популярную актерскую школу для не таких, как все, но по-настоящему познакомились мы гораздо позже. Так бывает: не помнишь даже, как человек выглядит, пока вы случайно вдвоем не остаетесь покурить.

Во вселенной случился глюк, и ее на тот момент лучшая подружка номер один исчезла. Поэтому мы решили вместе подготовить сценку на следующее занятие в маке. Аркадия и до этого казалась мне девушкой с особенностью, но тут она превзошла все ожидания. Мы подошли к кассе сделать заказ. И тут Аркадия начала смешить — заигрывать — творить полную херню с кассиром.

Спустя две недели я в слезах еду в ее хостел, потому что Аркадия не заметила, как два раза оплатила дорогую подписку на фитнес-приложение, которую нельзя отменить, и теперь она вынуждена улететь домой. Жилья нет, еды нет, зато есть непостижимое ощущение изобилия, поэтому снимайте что хотите с карты, мысленно у Аркадии там миллионы.

Я думаю, что если она улетит домой, то я не смогу проработать свои травмы. Шучу. Я ничего не думаю. Я еду забирать незнакомку к себе домой. Я не ожидала ничего хорошего. Пару раз я думала, что Аркадия меня обворует и съебется. Так мне и надо! Потом вспоминала, что у меня ничего нет, иногда даже еды в холодильнике, и успокаивалась.

Я впервые не жалела и уважала человека, которому помогаю. Потому что бросить все в родном городе — квартиру, высокий заработок — ради того, чтобы стать актрисой в Москве… Невероятно по-идиотски, хоть сериал снимай для «Россия-1».

Аркадия готовила мне торт прямо внутри холодильника, выкладывая слои в узкой полочке на дверце, где у всех обычно валяются мази. Так было вкуснее — взять ложку, открыть дверцу и есть прямо из холодильной камеры.

Когда Аркадия ночевала не дома или ее долго не было, я трогала ее вещи. Один раз я перемерила весь ее гардероб. Мне не казалось это чем-то странным, а ее выбесило. Я не хотела стать ею, я хотела почувствовать истинную близость. Но ее это пугало.

А потом мы с Аркадией влюбились. В мужчин. Моему повезло меньше, потому что я буквально сошла с ума. Я написала письмо, настоящее письмо. Перечитывая его сейчас, я испытываю ужас. Нет, безусловно, как литературный перфоманс это сильно, но представьте, вам, холодному душниле-преподавателю, приходит письмо от девушки на десять лет младше вас: «Я планирую умереть в 25. Я не имею права бояться и не имею права врать. Хочется любить, трогать, узнавать. Быстрей-быстрей-быстрей. Хочу подавиться тобой. Такое чувство, что твои руки могут обхватить все мое существо. Я хочу зарыться в них. И нюхать-нюхать, как верный пес. Это мой дом. Знаешь, я всю жизнь ищу хозяина. Как думаешь, ты справишься?».

На его месте я бы подала на себя в суд, но он держался отлично. Конечно, письма мне было мало. Я делала все возможное и невозможное: отправляла анонимно подсолнух, доставляла тортик с игривой кремовой надписью, делала квесты по городу, покупала виниловые пластинки. Точнее, не я, а моя больная психика. Я видела в нем то, что видела в Аркадии, что видела еще в десятках других. Жуткая тяга не позволяет увидеть реального человека. Зрение падает, лица смазываются.

На золотом крыльце сидели:
Царь, царевич,
Король, королевич,
Сапожник, портной.
Кто ты будешь такой?

Тебя накачивают сверхэнергией и толкают в зазеркалье, где кажется, что каждое лицо — родное и то самое, только вот ты ничего о нем не знаешь. И вот я стою у памятника Пушкину, и взрослый мужчина смотрит, как я пытаюсь не рыдать, но вонючие жалкие слезы катятся. Десять минут назад, закидывая ногу на ногу, он спрашивал: «А расскажи подробнее, что именно ты ко мне чувствуешь?» Что я, блять, чувствую? Я думала, ты позвал меня на свидание. Наконец увидел, какая я особенная. Но все это лишь исследовательский интерес, материал для твоих будущих творческих проектов. Я спросила: «А что ты чувствуешь ко мне?» — «Увы, ничего не родилось». Полгода я ждала этого ответа. Это конец лета, я ненавижу Пушкина, я думаю, почему мне так невыносимо, что он уходит? В такси я рыдала уже без стеснения, а на пороге квартиры меня встретила Аркадия. Всю ночь она обнимала-обволакивала меня. А потом случилось то, что я и так предчувствовала, — она исчезла. Улетела в родной город. Но это неважно, в моем мире остались все. Я закрываю глаза и вижу, как она делает себе массаж лица перед зеркалом в моей квартире. У нее красивые голубые глаза. Я всю жизнь сплю и живу в своем синем мире, где нет ничего интереснее тоски и боли. Это прошло — значит, это стало ценным и отложилось во мне.

Я прячусь за машиной, жду, когда синее тело с бутылкой уйдет. Мы вместе лежим на чердаке в деревне и смотрим скачанный на телефон «Вечерний Ургант». Утром в Рождество мы сидим под елкой, и ты говоришь, что хочешь умереть и развестись. Я сгрызаю в мясо ногти. Мы бьем друг друга и материмся. Я слышу, как ты называешь меня шлюхой в разговоре с отцом. Мы идем из детсада по осеннему парку, еще никакой боли нет, ты меня еще любишь. Я задыхаюсь в истерике и заикаюсь. Я, мы, я, мы, ямы, ямы, ямыямыямы, я хочу выбраться.

У Аркадии был синий чемодан, она его сняла с моего шкафа, когда уехала.

Со второго этажа
Полетели три ножа,
Красный, синий, голубой,
Выбирай себе любой!