В XX веке британская феминистка Лора Малви открыла «мужской взгляд» — изображение женщин в кино через призму желаний и удовольствия гетеросексуального мужчины (male gaze). Женская репрезентация до сих пор во многом формируется из патриархальных установок — это открывает широкую дискуссию о восприятии гендерных норм в искусстве.
Проект Man moment независимой петербургской галереи Art Blago анализирует мужское представление о женщинах в картинах отечественных художников — с 90-х до наших дней. Публикуем гендерные арт-исследования с комментариями создателей: как в их творчестве менялось изображение феминности, что означают образы «белочки с гирей», «пенсионерки-бактерии» и «дамы в чулках с арбузом» и можно ли такой взгляд на женщин назвать male gaze?
Мемы, «мужской взгляд» и визуальное удовольствие
Название проекта иронично отсылает к тренду man moment, высмеивающему стереотипное мужское поведение. Мем завирусился в соцсетях в 2021 году в ответ другому мемному шаблону: во время летсплея американской ютуберши Leahbee один из подписчиков прокомментировал её проигрыш в онлайн-игре фразой «woman moment», после чего ею стали подтрунивать над стереотипными действиями женщин. Пользователи писали «woman moment» под тик-токами танцующих, красящихся или снимающих ролики с липсинком девушек. Позднее в ответ на мизогинное высказывание в сети появился мем «man moment» по отношению к мужчинам, которые ведут себя шаблонно или неправильно.
В истории искусства большинство женских образов были созданы для удовлетворения зрителя-мужчины. Термин male gaze или «мужской взгляд» ввела британская феминистка, исследовательница кино Лора Малви. В середине 1970-х годов, в период бурного развития феминистской критики, Малви начала изучать идентификацию женщин в кинематографе и пришла к выводу, что традиционное кино Голливуда порождает и поддерживает взгляд, ориентированный на мужчину. Это проявляется в том, как камера «смотрит» на персонажей и какие истории рассказываются на экране. В каноническом эссе «Визуальное удовольствие и нарративный кинематограф», опубликованном в 1975 году, Малви анализирует гендерные структуры визуального удовольствия в традиционном кинематографе. Она утверждает, что женщины в кино часто представлены как пассивные объекты мужского взгляда. Этот анализ открыл дверь к глубокому и критическому осмыслению гендерных отношений не только в кино, но и в других формах искусства и культурных проявлениях.
Работа женского образа на цель удовлетворения мужского взгляда часто остается неосознанной и впитывается нами вместе со стереотипами и социальными нормами, навеянными массовой культурой. Галерея независимого искусства Art Blago в Петербурге рассмотрела на примере картин художников нескольких поколений, как в быстро меняющемся мире вместе с трансформацией мужских и женских идеалов меняются видение и способы изображения феминности. Мы отобрали лучшие работы и спросили авторов, в чем особенность созданных ими образов и как бессознательно усваиваемые представления о женском объединяются с их личными представлениями.
«„Бабушка“ (Ева)» — Андрей Хлобыстин
«В Ленинграде на рубеже 1980-1990-х публика была достаточно продвинута в отношении квира, вплоть до того, что парни стали щеголять в женских нарядах, а страна, как говорил Олег Котельников, „в 91 году сменила мужской род на женский“. В 1989 году Олесей Туркиной и Виктором Мазиным была организована выставка „Женщина в искусстве“, на которой̆ участвовавшие наряду с дамами художники-мужчины выступали под женскими именами, что наследовало традицию „превращенных куртаг“ — балов Елизаветы Петровны и Екатерины Великой, на которые все были обязаны являться в одежде другого пола. В 1990 году в Нью-Йорке мы вместе с Аллой Митрофановой — будущей создательницей отечественного киберфеминизма, встречались с радикалками из групп „Guerrilla Girls“ и „V-Girls“, так что существовала и достаточная осведомленность об интернациональной повестке женского искусства.
„Бабушка (Ева)“ (1982) — мой первый опыт в технике линогравюры, где я использовал образ и композицию, ранее найденные в конце 1980-х. Стилистика — в духе „дикости“, к этому времени уже общепризнанной и сменявшейся аккуратностью неоакадемизма Тимура Новикова. Здесь есть 2 важных для меня момента. Первый — угол коммунальной квартиры или художественного сквота, в которых шла богемная жизнь конца 1980-х, со старым паркетом и обоями, об ауре которых говорил художник и актер Юрий Циркуль. Тем не менее, в этих убогих углах советского мира теплилась вольная жизнь на микроуровне — возникали студии, галереи, театры, техно-клубы. В своей мастерской в сквоте „НЧ/ВЧ“ я фотографировал такие пространства, а потом печатал изображения на крупноформатной неликвидной слайд-пленке, из которой стал делать треугольные лайт-боксы — „углы“, которые можно было помещать как обманки прямо в то же место, где они снимались, создавая эффект «пустота пустоты». Параллельно там меня заинтересовал и материальный микромир — плесень, которая завелась на стенах сквота, так что вскоре моя мастерская напоминала лабораторию с пробирками, колбами и микроскопом. Всё это вместе вдохновило повторять образ нашей древнейшей прабабки — бактерии (пускай она в массовом сознании напоминает инфузорию-туфельку из учебника 7-го класса), которая резвится по углам экзистенции.
Сейчас мало кто помнит, что бабушки-пенсионерки на закате советской власти были социальным фундаментом, уважаемыми зажиточными персонажами, и перемены резко обломали в первую очередь их, заставив бывших комсомолок, строительниц коммунизма, нищенствовать. У меня этот образ в разных вариантах колебался на грани трепетного, загнанного в угол существа, и бодрой прародительницы всего живого, которая из любого угла несет радость жизни, танцуя буги-вуги на своих „ресничках“. Память о ее па и антраша несет наше тело. Литография была сделана в первом ленинградском ЦСИ, который объявил на своей территории, располагавшейся где-то над „Бродячей собакой“, художник Энвер Байкиев, где я тогда познакомился с восходящими звездами женского искусства — Глюклей и Цаплей. Нахождение второго экземпляра этой работы мне неизвестно».
«Из цикла „Битва с белочкой“» —
Иван Сотников
Комментарий Ивана Сотникова младшего, сына художника: «Как я помню, Иван создавал „Битву с белочкой“ в начале 2010-х. Эта серия — метафора последней стадии алкогольного опьянения. Белочка [на другой картине серии] была похожа на обертки популярных конфет и билась с солдатиками из детских зеленых наборов. Ближе к 2014 году проводилась выставка, которая тоже была посвящена теме женственности, куда Ивана Сотникова пригласили участвовать. Вот папа и нарисовал белочку-женщину с идеальной фигурой, гиря в руке, скорее всего, обозначает силу женщин или профессию бодибилдерши, а может, и то, и то. Звездочка в другой руке отсылает к еще одному популярному папиному знаку (белочка тоже считается знаком) — новогодней ели, у которой обычно зажжена звезда».
«Опоздал» — Згор Шелук
«Женская фигура убаюкивает, находясь как бы еще здесь, но и уже там, как проводник. Лично для меня, [мужской взгляд на женское] никак не изменился. Мужское, женское — просто к людям надо хорошо относиться, и всё. К счастью, мой круг общения — такой пузырь, где нет границ, есть любовь. А кто слеп, тот никогда и не имел никакого взгляда».
«Мадонна» (фрагмент триптиха) —
Тёма Небродовский
«По стилю этот триптих — смесь петербургского примитивизма и наивности 80-90-х и раннего американского концептуализма 60-х. Тайна полотна кроется в цветах: темный фон, блеклый ребенок и яркая женщина. Картина о роли матери, защите от темного, грязного и жестокого мира, о „женском плече“ и поддержке. Даже сильному, волевому человеку хочется иногда лечь на плечо любимого человека и выплакаться. Мальчик рождается из девочки, парень из девушки, а мужчина из женщины».
«Березка» — Саша Обособлен
«Название „Березка“ отсылает зрителя к есенинским образам и метафорам. Поэт проводил параллель между гибким стволом дерева и тонким станом девушки, что впоследствии нашло широкое отражение в народной культуре. Голова и руки скрыты под одеялом не случайно: не персонализируя модель, я хотел создать собирательный образ современной, но в то же время вневременной красоты. Мужской взгляд на женское, с одной стороны, постоянно меняется, а с другой, остается неизменным: в первую очередь он связан с образом матери, присутствовавшей или, напротив, отсутствующей в жизни мужчины».
«Яша» — Пайзука Комаров
«Всё детство я провел преимущественно в женском кругу, это было какое-то особое комфортное общение, теплая дружба и чуткое понимание. С малых лет ходил в баню с мамой и бабушкой, бывало, и с другими женщинами, которые приходились мне родней, до определенного возраста, конечно. Эта фотография сделана в бане: там лежит Яша, на самой верхней полке, где высокая температура ощущается сильнее всего, а в ее сторону летит прохладная вода. Это моя самая любимая и лучшая работа, символ ностальгии не только по детству, но и по самой настоящей любви к прекраснейшей девушке. Для меня ее образ — идеальное олицетворение такого явления, как „муза“, и феминность тут неотделимое и точное понятие, не зря в греческой мифологии музы — это именно богини, а не боги».
«Cafe Versal'» — Никита Kab.00
«Я сделал акцент на девушке справа, на ее взгляде с намеком на „загадку“». Сидишь за столиком, и в какой-то момент твой взгляд на несколько секунд пересекается с кокетливым, лукавым взглядом привлекательной девушки напротив. Это интригующее мгновение, после которого „маскулинный“ мозг начинает перебирать варианты взаимодействия с девушкой, чтобы найти ответ на ту „загадку», которая, быть может, и вовсе во взгляде не подразумевалась.
„Феминный“ образ жизни изображенных девушек не соответствует общепринятым и, на мой взгляд, старомодным представлениям о феминности. Я подчеркнул это обилием алкоголя на общем столе и амбивалентностью образов: сигаретой и бокалом в руках у девушки справа, что будто больше свойственно мужчинам, и щеточкой-расческой в руке у девушки слева, которой она наносит тушь на глаза, что обычно свойственно женщинам.
С раннего возраста людям прививают стереотип: розовый — для девочек, голубой — для мальчиков. На картине эти цвета используются в более „зрелых» оттенках в изображении одежды и фона: девочки взрослеют и происходит ротация, нежно розовый замещается красным/бордовым. Голубой превращается в темно-синий и фиолетовый, полученный в процессе смешения красного и синего. Фон, как что-то второстепенное, вытесняет красный (теплый) цвет на первый план, ассоциирующийся с образом девушки, тем самым мимикрируя под рассуждения на тему феминности и гендерности».
«Девушка с сигаретой» — Турбен
«В основе картины лежит работа с цветом, мне нравятся сочетание черного и яркого, стремление к минимализму, простые формы. Женская фигура интересна своими линиями и хорошо легла на вытянутый формат дощечки. Женщина с сигаретой навеяна романтизированными образами из литературы и кино, это воспроизведение моего эстетического восприятия. Чаще всего я пишу о взаимодействии людей, животных, или людей и животных, либо об одиноком задумчивом мечтателе».
«Где я?» — Олегг Ульрих
Олегг Ульрих — примитивист, совмещает стрит-арт техники с эстетикой наивной живописи. Стилистика настенных росписей переходит в работы на холсте и бумаге. Входит в круг авторов, известных в Петербурге как «Новые Уличные». Художник отказался от комментария.
«В красном белье» — Влад Пожар
«Со времен 90-х принято стандартизировать женский образ через поп-культуру и фэшн. На первый взгляд, так можно подумать и про мою картину, ведь на ней изображена сексуальная девушка в красном белье. Я родился во времена, когда так и оценивали женщин: все телепередачи и глянец пестрили сексуализацией. Хочу отметить, что образ девушки „в красном белье“ эстетичен и не отсылает к идеализации. Красный для меня — это про любовь, а арбуз просто вкусный».
«Старшеклассница» — Zean Zack
«Я учился в 6-м классе, когда моя подруга, с которой срисован портрет, была той самой старшеклассницей. На картине она предстает как какой-то небесный образ: то ли она умерла, но дух ее вернулся, то ли она выплакала целое небо и не собирается останавливаться. Такая неопределенность придает мистичности образу и символизирует взгляд мальчика-подростка на новых и не всегда понятных существ — девочек.
Отчасти [в работе] есть веяние массовой культуры, поскольку все мое творчество — это гиперболизированный, зачастую ироничный подростковый взгляд, а поп-культура неотрывно связана с подростками. Я бы еще отметил влияние нишевых субкультур, например дримкора и интернет-эстетики, на эту и другие мои работы. Взгляды каждого меняются с возрастом и опытом, как и взгляды на взгляды, как бы странно это ни звучало. Мне кажется, в последнее время всё стало непостоянным и зыбким, включая вопрос отношений женщин и мужчин».
