Поэзия площади: Даня Берковский о русском дзене, бэд-трипах и смерти всего живого

Хотя поэт и художник Даня Берковский разочаровался в современной лирике Маяковских чтений и формате открытого микрофона, именно площадь сформировала его как человека искусства. И если раньше Даня не определял себя как литератора, то теперь он рефлексирует своё поэтическое творчество для будущих учебников по литературе. Чтобы разобраться, почему «Маяки» считаются самой свободной поэтической площадкой в России, и рассказать о поэтах улиц, мы продолжаем цикл «Поэзия площади», в котором публикуем лучшие стихи, звучавшие в центре столицы в последнее десятилетие.

В одиннадцатом выпуске цикла «Поэзия площади» — избранные стихотворения  Дани Берковского о лени, подростковых страстях, смирении, чаде кутежа, закончившемся вызовом скорой, о Гольяново, жизни за МКАДом и любви к Москве, о том, как гадко и прекрасно быть человеком, что такое мир, и почему, живя в нём, нам остаётся лишь танцевать. 

Если я заговорю о себе как о художнике — то треть рассказа займут Маяковские чтения. Если как о поэте — три четверти. Но вообще и художником стать мне помогли именно Маяки. До знакомства со Скифом и последующего координирования чтений я вообще себя никак не идентифицировал, изредка как поэт, но мне казалось, что это очень поверхностно. Сейчас я рефлексирую настолько продуктивно, что разделил свою околопоэтическую деятельность на 4 этапа, чтобы авторам учебников литературы в ближайшем будущем было проще.

Для себя Маяки я не завершил. Помогаю друзьям, говорю с прессой, хотя внутренне как художник я чувствую небольшой разлад — с годами я убедился только в несостоятельности открытого микрофона как формата — 95% поэзии мне не нравится. Только кураторство, только отбор. Если бы я делал сейчас поэтический перфоманс как режиссер, никого с Маяков я бы не позвал и обратился к эстетически другим авторам. Но как активисту мне всё нравится, давайте ещё.

Берковский №1

2009-2011 — Пост-пубертат двадцатилетнего провинциала / open-mind в абсолюте / гендерные эксперименты в стихах.
Лучшее время в поэзии, но едва ли жизни. Из этих стихов торчит сальное желание потрахаться и выпадают томики «оранжевой серии». Этим они омерзительны и прекрасны.

Крысиный яд

Твой пакет на голове
Мешает дышать глубоко-глубоко.
Под тяжестью полиэтилена
Рвется в трех местах
Капилляр в носу.
Твоя смена.
Твой страх.
Твой клей.
Твой личный экземпляр
На весу. Он
Не видит отрицания,
Даже не мыслит о нем.
Сыпет крысиный яд себе в поры.
Ночью и днем. Без разговоров.
Чтобы увидеть рай.
Чтобы подняться наверх.
Войлоком птичьих стай
Стать, наплевав на всех.

Некроз

Хруст стекла на зубах — как вафли.
Наступали на чистое утро,
На отлаженные строго грабли,
В голове — перламутр.
Прозрачная лента на шее мальчика.
Он висит и качается — ему хорошо.
Посвяти стишок товарищу.
Он такой лапочка-зайчик.
Пока мертвый — даже не против.
Так что снимай скорее маечку,
Джинсы и... о, Боже.
Первый и последний раз. Не с тобой, а вообще!
На тебе такая мягкая кожа. Почему мы раньше не были вместе.
Ну повесился бы ты еще в прошлом месяце.
Был моложе, неопытней.
Трепетней, я был немного строже.
Я люблю тебя до шагов на лестнице.
До бессильного стука в дверь широкую.
Ахая, охая, окая, акая,
Чтобы вы своими зрачками увидели,
Как ломается лилия горизонта скользкая,
И живые бабочки садятся на посетителей.

Лень

Брусничный сироп по коленям размажу.
Сегодня я даже не пью горький чай.
Мой город залил в нос немного покоя.
И корчит мне в глаз от автобуса рожу.
Я злой, и не скрою.
Мне жаль. Выключай
Свой сценарий.
Он не подойдет в этот плаканный день.
Рассыпан гербарий.
Лень.
Глаза вытирать перепачканным платьем
До этой минуты совсем не умели.
И в ебаном мае, и в ебаном марте
Дохлая птица на грязном асфальте
Дополнит блюющую зиму апрелем.

Чарли

Печальный ребенок Чарли. Мальчик из гей-семьи.
Маму зовут Джоном.
А папу — Джерардом.
С ранних лет, со школьной скамьи
За домом, чтобы никто не видел,
С утра надувал пузыри.
В домашней футболке «Def Leppard».
Ходил на охоту за рыжим котом. Вместе с ним пил молоко.
Убегал после школы далеко-далеко.
На шорты лил колу.
И кофе. Но так, чтобы Джон не ругался: заливал обе штанины.
Топил в черных лужах машины.
За руку брал друзей.
Так проще и веселей.
В тетради писал, что такое зима, и где в океане растут актинии.
У Чарли глаза отражали дома. Как небо
Синие-синие.

Ван Гог

Ты не параноик, наверное.
Я тоже верю, что очень сложно
Вводить лекарство под кожу.
Это скверно,
Но врач поможет.
Прости, я просто не смог
Обратно в деревья влить сок
И нарисовать понарошку,
Как твой невъебенный Ван Гог
Насилует мертвую кошку.
Февраль, вещественный бред.
Уже не отпустит зима.
За окнами плачет тюрьма.
Когда ничего нет.
Лучше сойти с ума.

Берковский №2

2011-2013 — Резкий поворот в сторону гражданской лирики / Squat-cafe и вечеринки Кати Бородиной / чужой среди мейнстрима / кризис быстрого вырастания из созданного под себя комьюнити / первые заходы на территорию контемпорари

Золотой Берковский для читателей, но я даже не знаю, как отношусь к этим стихам. Я уже делал попытки вырваться в сторону гражданской лирики, так как меня это всегда интересовало, и вышедшая улица мне помогла. Я писал о бунте, и это совпало с тем, что на меня стали ходить. Поэтому пришлось скинуть в утиль истории бывших «друзей», считающих, что я делаю это для популярности. Почему я пишу об этом? Из-за травмы: я дрожал и сходил с ума от волн эмоций, меня физически тошнило, я получал дубинками от омоновцев, а люди, которых я считал близкими, говорили: «Он пиарится!»

Надеюсь, у них всё хорошо.

Шаманы

Достижение

сначала в тебя засунут бигмак.
потом в тебя засунут хуй.
потом тебя перевоспитают.
сам засунешь в себя бигмак и хуй.
а потом в тебя засунут идею.
ты станешь не тупее и не умнее.
ты просто забудешь, как пахнет чужое мнение
и съешь его без промедления.
уже завтра
новые мантры
вольются в ушные раковины.
ходите не больше,
чем по трое.
на площади жгут книги Сартра.
и это достижение нового государственного строя.

Неотложка

меня наградили. в разбитой квартире
я был популярен и нов.
друзья разошлись по балконам, сортирам,
мешали с вином Кетанов.
к полуночи рьяно плясала квартира,
охвачена пьяным огнём.
со стен на веселье смотрели кумиры
и было светлее, чем днём.
я понял, что надо заканчивать с этим,
когда загорелись глаза.
огнём занялись оконные клети,
по плинтусу шла полоса
из синего пламени.
в нём стонали
двенадцать обугленных тел,
звали на помощь, но на карнавале
никто им помочь не смел.
горели мечты, перспективы и ложки,
торнадо портвейна сужалось в струю.
изящное пение трёх неотложек
я пропустил, ожидая свою.
горели цветы, артефакты гознака
горели, теряя свой блеск.
и даже стихи старика Пастернака
горели под шум и треск.
чувства горели. в ржавой метели
ни страха нет, ни любви.
и кто-то не верил, а кто-то верил,
орал: «Господи, останови!»
фонариком девка светила мне в глаз.
«я Андромеда», — кричала: «Пандора я!».
а я боялся представить, кто на этот раз:
гестапо пришло или скорая.

Коаксил

абсолютное зло материализовано.
показано в скайпе вашими гримасами.
рвотными бежевыми массами
растеклось по телам спрессованным.
я
посмотрел на неё в клубе.
подумал, что могу поцеловать, а потом вывести.
на улице по щекам ударить, в себя привести.
передумал.
я
посмотрел на него, подумал, что смогу отнять у него шприц,
возьму на поезд билеты, и в самом сердце одной из столиц
покажу ему солнце.
передумал.
потому что ваши европейские права
реализованы всего лишь на треть.
потому что такая трава
не заставит смеяться впредь.
потому что ёбаный март.
и коты орут как сирены.
потому первый раз в жизни
я ебашу коаксил по венам.

Танцуй

человек — это звучит гадко.
человек — это звучит низко.
человек — это 20 веков упадка.
он идет составлять расстрельные списки
и дрожит под ногами ступень каждая: так нельзя.
слишком медленно.
толпа крови жаждет,
автоматных неровных строчек.
в глубине эстакад и торговых точек,
в километре от самых высоких зданий
за рекламным щитом
в огромном поле
палачи выполняют задание.
выпали из головы учебники тонкие,
капитализм расцветает зеленкой
на перебитых коленях.
пальцы царапает кромка, из пальцев кровь льется звонко,
а кровь — это жженый сахар.
не прекращай, сестренка!
мир — не их. мир — не наш. он ничей, и нами
просто
набили
брюхо.
нам остается немного,
а значит,
в руках палачей, на руках у врачей,
танцуй
и порох
нюхай.

Берковский №3

2014-2016 — Один из самых уверенных голосов абсолютного меньшинства / последующее полное затухание

Вы и сами понимаете, какое время.

Москва '87

по проспекту Калинина едут
катафалки
с живыми телами
высокопоставленных мужчин.

в одном из домов на проспекте
в гостях
у любовницы поэт
пьёт крымское сухое вино.

давно привычен он к запаху её стен
и это всё
называется
не иначе как русский дзен.

Ножевое Гольяново

За МКАДом не жизнь, а инфраструктура.
Там из окон виден, маленький, как игрушка
(из Китая такая, с плохой текстурой),
Гипермаркет в игольном ушке.
С мелкой ряби асфальта испаряется вождь,
И почётных граждан висят иконы.
А я точно знаю: когда здесь дождь,
Это пьяный друг мочится с балкона.

Океанит. бетонное поле наго.
Дальнобойщики едут на сонный саммит
И шуршат по МКАДу на границе того,
Что Москвой уже стало и Москвой ещё станет.

В небе птицы гремят, гладят эту границу.
Криком евнуха ржавый милицейский свисток,
Реагируя на неславянские лица,
Раздирает дальний московский восток.

После этого станет выразительно глухо.
Так мычит только степь под уральской зимой.
У вокзала достанет смельчак бормотуху —
Русских битников манит он на водопой

Как шиханы покатые, сизые тучи
Поливают дворы ножевого Гольяново.
Вдалеке полицейский пизды получит,
Доебавшись ночью в подворотне до пьяного.

Былина

Вам одобрен кредит!
Цифровая дружина,
Ссудного ига восславив светила,
От магазина спеша к магазину,
Делает выбор: мобильность/сила.

Глаза здесь по-над указателей
Мировой экономической столицы
Вывески ласкают рекламные.
«Идём по головам мы», —
Слоганы их накапаны
На простыни успешных лиц.

Что же прячешь ты глаза,
Раз не против и не за?
Для потех полно затей,
Нет людей, нет идей.

Но однажды
Станет ночью светло.
И стеклом поперхнётся стекло.
О красную звезду из рубина
Гарпия бунта ломает крыло.

Выхлоп машинный
Горькой полынью
Рот затыкает
Героям час-пика.

От малого лиха до лиха велика
Хлебнёт эта роща витринья.

Внутренняя стачка

Чтобы выжить, ума не надо:
Лояльность нужна,
Нужен страх.
Помогут нож
И газовый баллончик в штанах.

А теперь смотри!
Автомобили стекают с МКАДа,
Как песчинки
В песочных
Часах.
Как воздух по капельнице к вене.
Как перовских тополей тени
Августовским
Полдником.
В мегаполисе каждый — жертва своей лени,
Каждый переживает личный крах.

Именно в эту секунду
Как юная дочь профессора перед полковником
Над билбордами небо целованное краснеет,
Дрожа.
Я не верю,
Что существует душа
И остальные предметы подобного сорта.

Международный дзен

когда поезд мой перешёл на бег,
я задумался, что такое мир.
сквозь окно на меня смотрел снег
а сосед по купе устраивал пир.
проводница обыскала меня, не нашла билета.
руки её разрисованы хной.
глаза закрыла и не стала спорить со мной.
мир — это кристаллик мета, который дымится на сигарете испанского эмигранта.

Берковский №4

2017 - н.в — Перерождение / финальная идентификация через искусство / поэзия как инструмент в руках куратора / поэзия как инструмент в руках художника / кризис неудачных попыток завязать с культовостью и обрести популярность / буддизм как белый флаг / буддизм как неуязвимость

Тоже обойдусь тезисами. Лучшая версия меня.

Пинк Флойд

я ломаю за годом год,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd.

королём или пешкой ход.
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd.

в двух шагах от парадной об лёд,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd.

за минуту «Спартак» сравнял счёт.
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd.

ЗАО «Плесень и липовый мёд».
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd.

мы введём безусловный доход:
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd.

пролетарий не знает забот,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd.

президент, как и все мы, умрёт.
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd,
на повторе играет pink floyd.

Moska

Я люблю Москву не за что-то, а так.
Во взаимность её велика моя вера.
Но сжимаю кулак. А какой-то мудак
Час назад прилетел сюда строить карьеру.

С одной стороны: «Свободная касса!»
С другой — «Спасите детей Донбасса!!!»
А я ощущаю себя куском мяса,
Кровавой, бордовой, упругой массой.

Испорченный внутренний мир как койот
Загрызся в кишки и не хочет наружу.
И греет меня из года в год
Тот факт, что в Питере — ещё хуже.

Я — битый туз.
Я в маршрутке трясусь.
Я смирился, Иисус.

Расстрел (чача)

Я наебенился чачей
Я смелый как вождь апач
Я же не хуй собачий
Поэтому никак иначе

Без бога шире дорога
С богом поменьше тревога
Я не прошу много
Всего лишь прошу скинуть мяч

Поскачет тело за телом
Смеркалось, забрало потело
Я вижу: моим расстрелом
Командует главный палач