Журналистка Юля Чиренко рассказывает, что она узнала о себе и мире, в течение нескольких месяцев по восемь часов в день пялясь в монитор, выискивая среди потока новостей стоящие и превращая их в информационные сообщения. Как устроена повседневная жизнь крупного информационного агентства? Кто отвечает за то, чтобы не пропустить ни одной важной темы и первым широковещательно рассказать обо всех важных новостях? Почему эта работа требует очень специального склада? Как лавировать в потоке новостей и не сойти с ума?
Одно время я без конца читала новости и получала за это зарплату. Это была моя первая официальная работа.
Закончив институт, я полгода искала работу в газете. Пробовала работать с двумя порталами — не срослось, сказали, что пишу «не в формате», но желание набраться журналистского опыта ещё теплилось. И однажды моя подруга Нинка, которая работала в информагентстве в отделе мониторинга новостей, сказала:
— У нас набирают мониторщиков. Хочешь попробовать?
Это не совсем то, что я искала. Но решила, что всё — путь, и он может быть извилистым, а в агентстве будет чему поучиться.
— Да.
Нинка оглядела мой свитер до колен:
— Чиренка, только надень на собеседование что-то строгое.
На интервью я нацепила маскировочный костюм: голубую рубашку, пиджак и юбку. С первого дня в агентстве у меня появилось чувство, что изображаю из себя серьезного человека.
А вдруг пропустишь
Я оказалась в отделе «Регионы». У каждого мониторщика перед собой по два экрана, а у ребят из общественного отдела иногда по три-четыре — чтобы помещалось как можно больше новостей. Работа такая: читаешь обновления источников — оперативных СМИ, официальных сайтов министерств, Следственного комитета и др. Каждую секунду новости падают в сводную таблицу. Из них выбираешь стоящие и пишешь свои.
Отслеживаешь ленты других агентств. Проверяешь почту на предмет официальных писем, если что-то важное и срочное, быстро пиши. Придет письмо от администрации президента — это готовая новость, компонуй и отправляй на выпуск. Мониторщику отвлекаться нельзя, нужно всё время быть начеку.
У работы была сложность — нельзя спокойно выйти в туалет, потому что ты в постоянном напряжении: а вдруг пропустишь новость?! Ничего спокойно нельзя было: ни на перекур, ни поесть. Восемь часов будь добр не отрываясь смотреть в экран. Обедаешь перед экранами, не прерывая читки. Если идешь в туалет, просишь коллегу, чтобы следил за твоими новостями. А ты скоро вернешься.
В агентстве имеется: отдел редакторов, отдел машинисток, отдел мониторинга, отдел корреспондентов. У корреспондентов свои подотделы: юристы, общество, культура, на следующем этаже экономика, спорт, недвижимость. Все при делах, печатают, смешно шутят, ходят с папками. Я прохожу в агентство по пропуску, в положенное время. Каждый день с опаской открываю гигантский белый шкаф при входе в отдел выпуска и нетвердой рукой вешаю туда пальто на плечики. У меня были график, смены, договор. Но себя серьезной я не чувствовала, казалось, что мне выдали пропуск в чужой лагерь, и я притворяюсь, что взрослая, а я нет! И скоро меня разоблачат.
Маньяки, ДТП, убийства
Как мониторщик «Регионов» я писала новости в основном про криминал и ДТП с жертвами. Писала про маньяка, который убивал пенсионерок у них дома. Иногда — про депутатов и религиозных фанатиков. Например, была долгоиграющая новость про «Пензенских затворников», религиозную группу в Пензенской области, которая закопалась под землю и ждала конца света. Тридцать сектантов замуровались в рукотворной пещере, прихватив с собой 500 килограммов мёда. Но в топе тем были: маньяки, ДТП, убийства.
Столько-то жертв — надо писать, меньше — не надо. А ранено сколько? Да, нормально, можно писать. Такая профессиональная деформация мне не нравилась. Иногда случались жуткие аварии, а ты считаешь, достаточно ли покалеченных, чтобы делать новость. А еще угнетало каждый день читать про убийства. Каждый день в течение нескольких месяцев новые трупы и ранения. И каждый день ты про них пишешь.
Томные новости
Наши корреспонденты диктовали новости машинисткам. Во-первых, это быстрее всего. Во-вторых, это удобнее, если корреспондент «в поле» и нет возможности быстро и качественно «отписывать». Например, корра отправили на митинг зимой в минус двадцать — неудобно набирать текст скрюченными пальцами, и телефон может выключиться сразу. Или корреспондента сажают в автозак — легче набрать машинисткам. Или корреспондент идет по улице, видит, как самолет упал — тоже звонит.
Одна корреспондентка часто диктовала, вроде бы для быстроты, но казалось, просто потому что она любила наговаривать новости, ее было слышно каждый день. У нее был томный голос. Её диктовка слегка походила на секс по телефону, ей-богу, такой мягкий вкрадчивый голос. Хотя когда слушаешь его каждый день, привыкаешь. Но первое время было смешно смотреть на трех наших милых машинисток, которые сидели с созерцательными лицами, а на фоне этот томный голос:
— Ааа… Ммм… Ааа… Президент объявил… Амм… — Целый куплет томного мычания. — Это точка. Абзац. Цитата… Мы вам дадим узнать, аммм, о результатах. Результатах. Результатах… Ммммм… Результатах. Точка. Аммм… Аааа… Абзац.
Очень, очень томно.
Машинистки с орхидеей
Мой стол стоял у окна с красивым видом. Через пышную орхидею, за которой старательно ухаживали наши три машинистки, — на площадь, полосы широкой дороги, памятник, мост, старый отель. Машинистки сидели в противоположном углу, спокойно, как на лавочке у подъезда, приятные созерцательные дамы — но когда звонил корреспондент и начинал диктовать новости по громкой связи, машинистки оживали.
У моей подруги Нинки был случай, когда в офисе перед Новым годом коллектив начал уже напиваться, и тут пришла очень срочная новость от следственного комитета. К сожалению, Нинка не помнит, о чем новость, память от стресса это стерла. И вот, Нинка кричит редактору корреспондентского отдела:
— Э-э-э-эй! Там СК срочный!
Редактор подлетает к Нинке и говорит ей:
— Звони, диктуй молнию.
У Нинки поджилки затряслись, она была неопытной мониторщицей, про себя подумала: «Я так не умею». Говорит, что вспоминая этот момент, до сих пор волнуется. А редактор не собирается сдаваться, орёт:
— Снимай трубку и диктуй, я тебе говорю.
Делать было нечего, Нинка набрала машинисткам и почти что по слогам срывающимся голосом продиктовала молнию. Надо сказать, что редактор помогал ей формулировать новость, но в тот момент Нинке казалось, что ее бросили на амбразуру и несправедливо подставили в этой жестокой информационной войне.
Самое лучшее — когда у тебя первая смена с восьми утра. Ты один в отделе, и вообще в офисе мало людей. Смотришь, как постепенно на улице рассветает. В редакции никто не носится. Машинистки не принимают «молний». Прямая линия с президентом не сегодня.
Кстати, в день прямой линии с президентом был такой эпизод: лето, шикарная помощница главного редактора, высокая красавица, неслась по коридору на своих каблуках с поминутной хроникой для журналистов из президентского пула. Один редактор, который спокойно шел за ней следом, говорит:
— Куда ты несешься? Бегать в такую жару очень вредно, это плохо для сердца.
— Да нет! — улыбаясь, отмахнулась помощница. — Нет у меня ничего такого!
— Чего нет, сердца?
Редактор посмотрел на помощницу и заулыбался. Помощница замерла и, улыбаясь, перешла на шаг.
Гусин
В отделе мониторинга работал парень по фамилии Гусин, ему было лет двадцать, а выглядел он старше, как будто жизнь повидал. С залысинами, хитрыми глазами и чуть заметной улыбкой. У него был арсенал пошлых шуток, над которыми он ржал первым. Гусин писал быстро и четко, у него был талант новостника. И всегда наготове шутка про секс и телеса.
Гусин только приходит на работу и тут же громко рассказывает первому коллеге:
— А ты знаешь, почему лесбиянка накрасила только три пальца на руке и пропустила средний и безымянный?
И так каждого в течение дня опросит, не поленится:
— А ты знаешь, почему лесбиянка… — задаст вопрос, и, загадочно улыбаясь, добавит, — Подсказка: для секса!
Потом, заглядывая человеку в глаза, спросит:
— Понял, да?
Просьбы отстать на него действовали не сразу, но он отставал и не обижался, если ему говорили:
— Гусин, отвали.
Он не был таким липким парнем, который пристает и хочет от коллег любви. Скорее, у человека был сдвиг на теме, и он давал этому выход через свои шутки.
С восьмым марта тебя
Когда у коллег были дни рождения, они приносили самодельные пироги и раскладывали их по столам. А на восьмое марта агентство заказывало шоколадное фондю и много тортов, что тоже вносило разнообразие. Но мониторить надо было всегда. Ешь торт и читай новости, с восьмым марта тебя.
Кстати, на праздники первыми на рабочем месте начинали пить вискарь выпускающие редакторы. А если произойдет молния из молний, а ты подшофе? Но на работе это не сказывалось. Так что в нашем агентстве тут ограничений не было.
Если честно
Иногда посреди дня, когда редакторы делали правки, корреспонденты машинисткам диктовали по громкой связи новости: «Вот так давайте оставим, а нет, вот это предложение перепишем, здесь точка», — в закипающем офис-спэйсе я не раз ловила себя на мысли, что всех обманываю. Я даже по жизни новости не читаю. И вот сижу в центре Москвы, в информационном раю, а меня не вставляет. Занимаю чье-то место. И ввожу в заблуждение людей, которые здесь работают. Каждый день перелопачиваю кучу информации, но, если честно, на новости мне плевать.
Стресс и эйфория
Когда на экранах появлялось действительно срочное сообщение, у меня был стресс. А для кого-то это — радость и азарт. Но зуд был и у меня: с этой информацией надо что-то делать. Скорее, еще скорее делать новость! Успеть бы достойно написать. Но как можно скорее! Передать эту новость корреспонденту на месте или делать самому и быстро кидать редактору на выпуск. Или посоветоваться с начальницей. Но быстро, быстро!
Пока я работала в информационном агентстве, по ночам мне не раз снилось, что прилетела срочная новость из Мордора, и я никому не могу ее сообщить, потому что я — сплю! И во сне переживаю по этому поводу. Молния от Ока Саурона, а никто не узнает…
Олимпийский Крым и другая цензура
После присоединения Крыма мы писали про него много новостей.
Помню, как начальница мониторинга Оля, с которой мы сидели в одном ряду, читает нашу ленту, широко раскрытыми глазами смотрит в экран, потихоньку поднимается со стула и как закричит выпуску:
— А-а! Ребята! Ребята, читайте нашу ленту, быстро, читайте ленту!
Мы все пялимся в нашу ленту. А там вместо новости:
- «В Крыму наркоманов в два раза больше, чем в среднем по России».
По ошибке получилось:
- «В Кремле наркоманов в два раза больше, чем в среднем по России».
Когда была Олимпиада в Сочи, то сверху в агентство спустили правило: сейчас у нас нет плохих новостей. Например, мы в «Регионах» писали меньше про аварии и преступления. В агентстве были цензурные заморочки. В офисе стоял страшный телефон, на который звонили только из Кремля. И когда он звонил, все вздрагивали.
Пропустили
Когда пропускали новость, по офису это сразу было заметно. Либо как гроза появлялся начальник корреспондентского отдела и начинал вышагивать от выпуска до своего отдела и обратно, либо серело лицо начальницы мониторинга. Либо над выпуском ощутимым густым облаком повисал немой вздох.
Если у другого агентства новость вышла раньше или по телеку уже вещают, а у нас новости до сих пор нет, то всё, конец, у агентства катастрофа. Мониторингу точно по шапке надают. На мониторщиков за пропуск новостей летели все камни, они — как рядовые на посту. И часто правда виноваты.
Однажды в мониторинге проглядели, что упал самолет. Я как-то прошляпила новость про назначение губернатора региона.
Когда пропустили новость, выясняют, чья была смена, кто проворонил и почему. За это ему выпишут штраф или его распнет выпуск. Случалось, корреспондент словесно плюнет в лицо — корреспонденты вообще самые эмоциональные люди коллектива. Некоторые корры смотрели на мониторинг свысока. Мол, что это вообще за профессия такая. Кстати, некоторые мониторщики потом сами становились корреспондентами и также приходили от мониторинга в бешенство.
Начальница нашего отдела Оля с посеревшим лицом отчитывала нас. При этом она смотрела светло-голубыми глазами на монитор рядом с виновником:
— Глаша, как ты считаешь, губернатор N-ской области, о котором пишут несколько месяцев, это важно?
— Оля, это важно.
— Так… почему ты… как… так… зачем?..
Оля болела за свое дело. До недавних пор она была специальным корреспондентом, носилась по командировкам и делала новости. Но затем стала замечать, что ее четырехлетний сын рыдает, когда его няня уходит, а Оля в ночи возвращается домой. Поэтому Оля перешла в мониторинг, чтобы работать с девяти до пяти и проводить больше времени дома.
В центре событий
Как-то я ехала на работу, в метро случилась авария, поезда ходили раз в двадцать минут, на перроне люди собрались в несколько слоёв. Захожу в офис и рассказываю об этом. Начальница смотрит на меня с прищуром и говорит:
— А ты, Юля, почему нам не позвонила? В следующий раз обязательно звони в агентство. — И, оглядывая других мониторщиков, Оля добавила: — Если видите что-то достойное новости, обязательно сообщайте. Авария, катастрофа, ЧП — всё сюда.
Я это запомнила, но вроде больше ничего не происходило.
Или нет. Я в то время жила с другом у парка Кузьминки. И как-то ночью, даже ранним утром мы услышали с улицы дичайшие вопли женщины:
— ПА-МА-ГИ-ТЕ-Е-Е!!! А-А-А!
Выбежали на балкон, я спросонья крикнула:
— Сейчас полицию вызову!
Мы вглядывались в деревья, в улицу, вдаль, так ничего и не разглядели.
Через пару дней на работе читаю новость: в парке «Кузьминки» поймали серийного маньяка, который убивал десятки лет. Насильник разъезжал у парков на велосипеде поздней ночью или ранним утром. Его жертвами были одинокие женщины, которые возвращались домой или шли на работу.
Шухер
На выпуске работал талантливый редактор по фамилии Шух. В редакции его любили. Начальник корреспондентского отдела ласково называл его «Шухер». У Шуха был свой стиль в новостях.
Он умел найти в новости классное, и она начинала играть другими красками. В его новостях «мама» не просто «мыла раму», у него «мама мыла раму розовым мылом». Он выискивал в новости соль. Иногда ему удавалось из новости сделать историю, целый сюжет.
Когда у Шухера появлялись по новости вопросы, он всегда вставал с места и шёл к авторам. Подходит к мониторингу и спрашивает:
— Кто написал про пингвинов — ты? Вот тут я не понял, что ты имела в виду.
Признаться, больше никто из редакторов так не делал. Обычно они писали на почту или сами правили, не спрашивая.
Как-то мы делали новость про жирафа Мариуса из Дании. Работники датского зоопарка собирались разрезать жирафа на глазах детей. Его собирались убить, чтобы не допустить скрещивания жирафов в пределах одной популяции. Новость вышла на ленту.
Выпустив новость, Шух пошел к корреспондентам, которые специализировались на Чечне и подал идею связаться с зоопарком Кадырова. Может быть, Кадыров заберет жирафа Мариуса к себе. Он ведь любит животных, надо попробовать. В работу редактора входило только писать и править новости, но Шухеру было жалко жирафа.
До Кадырова предложение дошло, и он его поддержал. Но этого жирафа всё-таки не спасли.
Не для меня
Как-то после смены я вернулась домой и поняла, что знаю, что мне будет сниться: кошмары о том, как я пропускаю новость. Или всю ночь буду видеть во сне белую таблицу, куда валятся новости, и чувствовать свое бессилие.
Я сразу понимала, что новостная тема — это не мое. Да, мне нравилось долго выискивать новость, писать ее, думать над заголовком, закопаться, искать в новости интересное — но зачастую это было невозможно, просто нет времени. Нужна скорость, нерв. Быстро пиши и ищи дальше.
С другой стороны, у Шухера ведь получалось. Редактор Шух не играл по правилам агентства, он копался в истории, думал над новостью и над заголовком, для него оперативность не была на первом месте, но к его мнению прислушивались.
Когда я решила уволиться из агентства, весь рабочий день думала, как бы признаться начальнице. Не хотелось говорить при всех, а у Оли своего кабинета не было. И вот смотрю — она пошла в туалет, в голове мелькнуло: «сейчас или никогда». Иду за ней.
Жду у умывальников, когда Оля подошла мыть руки, говорю:
— Оля, я увольняюсь. Я… я такая нервная стала, это место не для меня.
Она как-то осела, у нее высоко поднялись брови. Оля сказала:
— Но ведь… ты умеешь это делать! А теперь искать нового и его учить…
Я наконец говорила Оле всё как есть. Голос у меня дрожал. Вообще, у нас с Олей не было контакта. Она считала меня несерьезной, и обычно когда я рассказывала ей новость, которую хочу написать, Оля слушала с лицом человека с похмелья, который не понимает смысл происходящего. Наверное, за годы работы она привыкла к четкости. А у меня была манера докладывать новость с конца и выражаться как Йода, меняя порядок слов. При этом я активно жестикулировала и видела, что её это выводит из себя, даже если я рассказываю интересную новость.
Пока мы говорили, из кабинок выплыла молодая редактор выпуска, она сделала вид, что ничего не понимает, и мыла руки, отвернувшись в стену. Мы с Олей повздыхали и пошли обратно работать. Подходим к нашему отделу, она грустно махнула в мою сторону и говорит остальным мониторщикам:
— Эта тоже уходит.
Соленья с героином
Вот несколько новостей (без трупов), которые мне запомнились за время работы:
Мужчина пытался ограбить ресторан с помощью вилки. Потому что не хватало денег рассчитаться.
Пьяный мужчина решил вскрыть банкоматы. Залез на банкомат, стал его раскачивать, тот пошатнулся, полетел, мужчина начал падать, зацепился за навесной потолок, потянул его за собой. Потолок обвалился. Сработала сигнализация. Разгромив помещение с банкоматами и так ничего и не украв, мужчина распластался по полу. Тут приехала полиция. За это представление мужчине грозило 5 лет тюрьмы.
Пара перевозила героин в банках с солеными огурцами.
Два мужчины украли из квартиры четыре алюминиевых кастрюли, три сломанных телефона, утюг и девятнадцать воздушных шариков.
Молодой человек украл деньги из банкомата. Полицейские поймали его буквально по горячим следам: обувь у парня была такая грязная, что полиция дошла по его следам от банкомата до его дома.
Восемь утра
Когда вспоминаю об этой работе, на ум чаще всего приходят те самые восемь утра в агентстве. Я одна в своём отделе, ночные редакторы, или «ночники», постепенно уплывают из офиса, приходят выпускающие редакторы, но не в полном составе — пара человек. Один мониторщик в общественном отделе, одна машинистка, корреспондентов нет, начальников нет, в офисе до половины десятого утра почти никто не разговаривает. Смотрю через окно на площадь, медленно поднимается солнце. Красиво. Немного страшно, что ты один, начальницы нет, письма падают, может прилететь срочная новость, и ты в панике будешь решать: отдавать корреспонденту? Звонить? Самому писать? Или ЭТО НЕ НОВОСТЬ?! Но сейчас ты сам по себе, можешь вздохнуть, наблюдая в воздухе призраки ненаписанных новостей. В другой комнате напряженные спины редакторов согнулись перед мониторами, а ты, мониторщик, хотя бы какое-то время можешь просто смотреть в окно. Мне окно всегда было интереснее. Там город просыпается.
Иллюстрации: Айгуль Берхеева
